Война прошлась кровавой колесницей

11 апреля — Международный день освобождения узников фашистских концлагерей

«Лишь тот узнает все блаженства жизни,
Кто сам у края пропасти стоял»
М. Круг

Время все больше отдаляет нас от окончания последней, самой жестокой и кровавой войны. Прошло уже три четверти века. Многое естественным образом стирается в памяти. Люди все меньше обращаются к  книгам, к истории, к первоисточникам, особенно молодое поколение, все меньше выходит фильмов о войне. И на этом фоне все больше нарастает целенаправленное искажение событий и фактов, свершавшихся на полях сражений в Великой Отечественной войне. В цивилизованной Европе  в СМИ уже  «забыли», кто освобождал от фашизма Варшаву, Краков, Берлин. Неприятное для них словосочетание «СССР» они заменили словом «союзники». А теперь и на Украине молодые правители в своей необъяснимой тяге к Европе забывшие о миллионах погибших за их свободу украинцев, запели примиренческие песни. Стали проскальзывать убаюкивающие мысли  в определенных кругах и у нас. Все меньше остается живых участников тех героических сражений и побед. В этих условиях  наш долг, долг бывших малолетних узников фашизма, остающихся единственными свидетелями зверств нацистов, воспрепятствовать направляемой с Запада идеологии забвения, и поддержать священный огонь памяти подвига наших отцов.

Я хочу внести свою лепту и поделиться своей историей, историей обыкновенной советской семьи, оказавшейся в водовороте прошедшей войны, чтобы люди, не видевшие войны или забывшие о ней, на примере трагедии одной семьи прочувствовали, что пережили тысячи и тысячи других советских семей, растоптанных сапогом войны. Чтобы наши внуки и правнуки знали и помнили, какой дорогой ценой завоевана  их счастливая жизнь, и передавали эту память следующим поколениям. Какие неимоверные усилия приходилось прилагать, чтобы вырваться из кромешного ада, чтобы только выжить.

Родился я 2 марта 1942 года в районном центре сельского типа Хвастовичи на юге Калужской области в 40 километров от Брянска, на территории, оккупированной Германией. Хвастовичи были заняты  немцами в октябре 1941 г. после того, как наша 50-я армия, входящая в состав Брянского фронта, попала в окружение на стыке Смоленской, Брянской и Калужской областей. Остатки армии отступая переправлялись по единственному мосту через реку Рессету, а навстречу, со стороны Хвастович на них уже шли немецкие танки. Армия понесла огромные потери, военная техника полностью была уничтожена, но наступление врага на Москву было задержано на драгоценные три недели. Штаб армии переместился сначала в Хвастовичи, потом в Белев Тульской области.

Отец был призван на фронт в самом начале войны. А мы – мать с 4 детьми — перешли жить к бабушке (Илья 1930 г.р., Анатолий 1934, Мария 1937 и я). Там мы прожили  до  июля 1943 г., когда после освобождения Орла фронт приближался к Брянску и немцы спешно начали формировать команды рабочей силы для отправки в Германию. Нашу семью вместе с другими семьями согнали в центр Хвастович и пешком отконвоировали в пересыльный лагерь «Урицкий» на окраине Брянска. В августе наступление наших войск остановилось и Брянск еще несколько месяцев оставался под немцами. В октябре Брянск был освобожден и, поскольку нас не успели вывезти в Германию, мы вернулись домой. Слово «домой» тут не совсем подходит, т.к. в Хвастовичах не осталось ни одного целого дома, кроме конторы МТС, даже от метровых стен церкви осталась гора кирпича. Где мы прожили зиму и вообще как выжили в этот период я не знаю, мать не рассказывала об этом периоде – сразу начинала плакать. Из более поздних рассказов узнал, что 14-летний Илья выкопал котлован для землянки, натаскал бревен (частично остатки от пожарищ), деревянными клиньями поколол их вдоль и из них соорудил стены и потолок землянки. Пол был земляной. Первое, что я помню из этого периода, как сушили снопы осоки для крыши и я бегал вокруг снопов. Видимо это был уже 44-й год, т.е. мне было уже больше двух   лет. А еще мне врезалось в память, как однажды ночью уже в землянке я проснулся от жуткого визга и увидел, как Илья немецким кинжалом-штыком пытался приколоть крысу, которая попалась в клетку на приманку и дверца захлопнулась. Поскольку стены землянки были ниже уровня земли, крысы прогрызали отверстия в стенах и проникали в землянку, их привлекало тепло и запахи пищи. Клетку Илья сам соорудил из проволоки. Она автоматически захлопывалась, когда в нее забегала крыса.      Илья был большой мастер на изобретение всяких  «автоматических» устройств и не только. Для освещения землянки он из гильзы крупнокалиберного пулемета изготовил светильник. Он ремонтировал замки, к нему приходили соседи с ржавыми обгоревшими замками, а он  их восстанавливал. Тогда все ребята его возраста (14-16 лет) были мастера на все руки – жизнь заставляла быстро взрослеть. Иногда их  «умение» стоило им жизни или потерей здоровья. В окрестностях Хвастович с войны  осталось очень много различного оружия и все подростки увлекались сбором оружия и подрывом мин и снарядов. Для этого в излучине небольшой речки, закрытой густым кустарником, они оборудовали целый «полигон» с траншеями и укрытиями, которым пользовались и мы в 50-е годы, и даже после нас. Их матери пытались запретить это безобразие. Но что они могли поделать с ватагой подростков с их мужской тягой ко всякому оружию, если они работали по 10 часов в колхозе, а потом еще 5 часов дома, а эти подростки все лето были предоставлены сами себе.  И при очередном неудачном разминировании пострадал Илья и наш двоюродный брат. Илья получил осколок в живот, а Николай потом всю жизнь ходил со шрамом на губе. Они еще легко отделались.

Очень четко мне запомнилось событие, когда через Хвастовичи проходила группа немецких военнопленных в сопровождении наших солдат. Они пешком возвращались в Германию и остановились на ночевку у речки недалеко от нашей улицы и мы бегали  смотреть,  как они на кострах готовили себе ужин. Скорее всего это был 46-ой год.   Хорошо запомнил я свой первый урок труда. Это было ранней весной. Мать послала  нас с Марией собирать прошлогоднюю картошку с огорода. После схода снега она хорошо просматривалась в мерзлой земле. Мы наковыряли штук пятнадцать картофелин (больше не нашли, кроме нас было много других голодных ртов) и стали с нетерпением ждать, когда мать приготовит из них блинчики «тошнотики». Я до сих пор помню этот        праздник. Первые послевоенные годы были самые голодные и не только из-за того, что еще не наладилось сельскохозяйственное производство (негде было взять семена, орудия, те же лопаты), войной было уничтожено поголовье скота, птицы, а еще 46-й и 47-й годы были самыми неурожайными по всей стране. Выручал лес: заготавливали грибы, орехи, ягоды, лесные яблоки, калину, а ранней весной собирали крапиву, липовые листья – все шло на пропитание – только бы заполнить желудок, утолить голод.

В моем детском воспитании большую роль сыграл старший брат Илья. Он с 4-х лет   начал учить меня читать и, наверное, понимал, что с моей стороны есть ответное желание. Я помню, что в пять лет я читал бабушкам сказку про богача, который дал бедняку лошадь, но пожалел сбрую, а тот привязал телегу за хвост лошади, — хвост и оторвался. Как я уже говорил, Илья был мастер на все руки: он изготавливал санки, козлики для катания с горки, из кленовых досок делал лыжи, конструировал деревянные пеналы, при раскрытии которых из них выскакивал человечек, а зимой в огороде из снега возводил  настоящие крепости. Каждую осень он утеплял землянку – вокруг дома возводил земляную заваленку. Все это было на моей памяти. В 1947 году он уехал учиться на агронома в  сельскохозяйственный техникум в г. Боровск, а потом перевелся в Новочеркасский  геолого-разведочный техникум в Ростовской обл. Оттуда он мне присылал очень смешные цветные открытки и наставления, чтобы я больше читал и не ленился. Но судьба не уберегла Илью. В 1949 году во время последних летних каникул он не поехал домой, решил заработать немного денег для нас, т. к. мы жили очень бедно. Там при бурении скважины произошла авария: при удлинении бура на него сверху упали обжимные хомуты. Удар пришелся в голову. В больнице он пробыл без сознания четыре дня. Мать вызвали по телеграмме. Она ехала поездом до Одессы, потом морем до Николаева, поэтому на похороны не успела. Для нашей семьи это был страшный удар, особенно для матери. Она надеялась, что через полгода Илья станет зарабатывать и нам станет легче жить; вся тяжесть заботы о нас по-прежнему осталась  лежать на ней. Отец с войны не вернулся, считался без вести пропавшим, поэтому пенсии за него мы не получали. Последнее письмо от него мать получила из госпиталя в 1944 году. Мать все время надеялась на возвращение отца. На любой стук в дверь, даже ночью, она вскакивала и бросалась открывать дверь, а потом медленно возвращалась и не могла заснуть. И только в 1952 году матери прислали из военкомата справку, что отец был ранен в боях за освобождение Белоруссии и умер в госпитале г. Дрогобужа в 1944 году. После этого мать стала получать на нас небольшую пенсию.

Война разделила жизнь нашей семьи на два периода: счастливый довоенный и взорванный послевоенный. Про жизнь непосредственно после войны я рассказал. Но заложенные войной мины замедленного действия взрывались в дальнейшей нашей жизни неоднократно и с самыми трагическими последствиями. Оставшиеся без отца, без твердой мужской опоры, мои старшие братья и сестра в раннем возрасте после окончания 7 классов, еще не сформировавшиеся физически, вынуждены были идти работать. В результате старший брат погиб в 18 лет, средний дожил до 60, сестра – до 61 года. И это в семье с хорошей наследственностью: дед дожил до 81 года, бабушка до 97 лет, мать при всех ее мытарствах – до 82, отец обладал такой силой, что перебрасывал колесо грузового автомобиля в сборе через кузов. Повезло, относительно конечно, только мне – младшему. Благодаря приходу в нашу медицину в 90-е годы новых технологий мой ослабленный в детстве организм практически перекроили, и мне довелось дожить до 75-летнего юбилея Великой победы.

А ведь мы побывали только в пересыльном лагере, который не был предназначен для массового истязания узников. А что пережили узники  концлагерей на территории Польши, Германии, Австрии? Мы не все знаем о зверствах, творившихся в этих местах, живых свидетелей осталось немного. Знаем о медицинских экспериментах над узниками в  Белорусских Озаричах, где людей заражали тифом и оставляли на болоте, как в лагере Красный берег подвешивали детей и, надрезая кожу на пятках, выкачивали из них кровь для немецких госпиталей, знаем о лестнице смерти в Маутхаузене, с которой нацисты сталкивали узников в каменоломню и где был заморожен генерал Карбышев, знаем о том, как на поток было поставлено массовое уничтожение узников в Освенциме, в Дахау и в других лагерях смерти. А сколько миллионов человек уничтожено безвестно? Этого мы никогда не узнаем.

И слова «Война прошлась кровавой колесницей» произносятся нами не для «красного словца», они правдиво отражают и наши огромные, ничем невосполнимые потери лучших людей страны; и тот ужас, те страдания, через которые прошли миллионы оставшихся в живых советских людей. Они взывают: «Люди, помните!».

P.S. В Австрии, воевавшей отнюдь не в составе антигитлеровской коалиции, на территории концлагеря «Маутхаузен» сохранен мемориал, а для школьников существует обязательная программа посещения концлагеря. Как прививка на будущее. А 5 мая, в день освобождения концлагеря, ежегодно проводится международный марш памяти жертв фашизма, собирающий делегатов со всей Европы, а также из Америки и даже из Турции. В 2019 году в марше приняла участие небольшая делегация несовершеннолетних узников от Московской области. На фотографии приведен фрагмент слушателей выступлений делегатов.

Анохин В. М.,
Председатель Химкинского Совета
бывших несовершеннолетних узников фашизма